«Вашингтонский консенсус» - это свод экономических предписаний изложенных английским экономистом Джоном Уильямсоном в 1989 году. Они предназначались в качестве базовых указаний странам, нуждавшимся в помощи со стороны таких международных экономических организаций, как Всемирный банк и Международный валютный фонд. Основной акцент делался на важность макроэкономической стабильности и интеграции в мировую экономику, другими словами, неолиберальное представление о глобализации. Однако он привел к ограниченным результатам, после того как был применен в странах, испытывавших

На протяжении многих лет «Вашингтонский консенсус» был обвинен по целому ряду серьезных дестабилизаций, в первую очередь в аргентинском кризисе. Джон Уильямсон отметил, что во многих случаях результаты его осуществления оказались разочаровывающими, определил некоторые недостатки, но в то же время подытожил, что эта политика принесла и положительные результаты, а именно - экономический рост, рабочую занятость, сокращение бедности во многих странах.

Идеи для того времени, когда они были сформулированы Уильямсоном, не были новыми. Но они представляли собой квинтэссенцию общих тем среди рекомендаций, которые определялись Всемирным банком, Министерством финансов США и другими органами кредитования.

Цель стандартного пакета реформ состояла в том, что решить реальные проблемы, сложившиеся в странах Латинской Америки. Его последующее использование в отношении других стран подвергается критике даже сторонниками правил. Как указал сам Уильямсон, термин, введенный им для десяти конкретных рекомендаций относительно экономической политики, стал использоваться в более широком смысле, чем по его первоначальному намерению, он стал ассоциироваться с рыночным фундаментализмом и неолиберальной политикой в целом. И в этом широком смысле «Вашингтонский консенсус» подвергся критике со стороны многих экономистов, в том числе и со стороны Джорджа Сореса, нобелевского лауреата Джозефа Стиглица, также и латиноамериканских политиков.

Общественность во всём мире сегодня уверена, что это свидетельствует о такой неолиберальной политике, когда международные финансовые учреждения Вашингтона создали ряд определенных мер в отношении латиноамериканских стран, испытывавших экономический кризис, которые привели к ещё большим потерям. Есть даже люди, которые не могут произнести слова «Вашингтонский консенсус» и при этом не прийти в ярость.

Десять реформ, составлявшие список Уильямсона, фактически представляли базовый уровень.

1. Бюджетная дисциплина. Это должно было осуществляться во всех странах, где был большой дефицит, приведший к кризису и высокой инфляции, который ударял по неимущим классам, так как богатые люди могли свои денежные активы хранить за границей.

2. Перераспределение государственных расходов в те области, которые предлагают высокую экономическую отдачу, и потенциал для улучшения (это медицинская помощь, начальное образование, инфраструктуры).

3. (снижение предельных ставок, расширение налоговой базы).

4. Либерализация процентных ставок.

5. Конкурентоспособный валютный курс.

6. Либерализация прямых иностранных инвестиций.

7. Приватизация.

8. Либерализация торговли.

9. Дерегулирование.

10. Обеспечение прав собственности.

Принятие многими правительствами «Вашингтонского консенсуса» было в значительной степени реакцией на глобальный экономический кризис, поразивший большую часть Латинской Америки и некоторые другие развивающиеся регионы в течение 1980-х годов. Возникновение кризиса имело несколько причин: резкий рост цен на импортируемую нефть после создания в 1960 году ОПЕК, установка уровня рост в США, а, следовательно, и в мире процентных ставок. В результате указанных проблем - потеря доступа к дополнительным иностранным кредитам.

Надо сказать, что многие другие страны пытались реализовать разные пункты, предложенного пакета, иногда он применяется в качестве условия для получения кредитов от МВФ и Всемирного банка.

Однако результаты этих реформ остаются темой для многочисленных дебатов, также экономисты и политики продолжают анализировать причины и факторы экономических кризисов, начиная с того времени, как случился первый мировой экономический кризис, в 1857 году, который оказал влияние даже на Россию. Факт в том, что Карл Маркс начал работу над «Капиталом» зимой 1857-1858 года, и это было вызвано экономическим кризисом, разразившимся осенью 1857 г. А сегодня, как известно, теория кризисов связана именно с марксистской экономикой.

Эти рекомендации были разработаны в 1990 году, сразу после падения Берлинской стены, и их появление связывают с американским экономистом Джоном Уильямсоном. Заповеди консенсуса требуют среди прочего либерализации торговли, потоков прямых иностранных инвестиций, дерегуляции и приватизации. Каждый новый пункт приветствовался как окончательное решение проблемы экономической отсталости отдельных стран. Однако этого не произошло. В чем же причины?

Однажды, перед лекцией в городе Аруше в Танзании, ко мне подошел танзанийский генерал, член парламента. «Я прочел ваш доклад, и у меня только один вопрос, - сказал он серьезно. - Они нарочно не дают нам развиваться?» Я как раз собирался рассказать о своем видении глобализации и свободной торговли членам парламента Восточной Африки (объединенный парламент Кении, Уганды и Танзании), представлявшим страны, где глобализация привела скорее к примитивизации, чем к модернизации. Крепкий веселый генерал завоевал мое уважение еще на утренней сессии. Собрание происходило в большой палатке на бывшей кофейной плантации, которая из-за падения цен на кофе стала неконкурентоспособной даже при тех крошечных деньгах, которые платили ее работникам. Большая часть немногих предприятий, которые развились в регионе после получения независимости, погибли под воздействием перестройки Всемирного банка и МВФ. Нас окружали безработица и бедность.

Набором рекомендаций, приведших к результатам, о которых говорил танзанийский генерал, был так называемый Вашингтонский консенсус . Эти рекомендации были разработаны в 1990 году, сразу после падения Берлинской стены, и их появление связывают с американским экономистом Джоном Уильямсоном. Заповеди консенсуса требуют среди прочего либерализации торговли, потоков прямых иностранных инвестиций, дерегуляции и приватизации. Реформы Вашингтонского консенсуса на практике стали синонимичны неолиберализму и рыночному фундаментализму.

Вашингтонский консенсус развивался по следующему пути, причем каждое новое открытие приветствовалось как окончательное решение проблемы экономической отсталости отдельных стран:

    «Приведите в порядок цены».

    «Приведите в порядок право собственности».

    «Приведите в порядок институты».

    «Приведите в порядок управление».

    «Приведите в порядок конкурентоспособность».

    «Приведите в порядок инновации».

    «Приведите в порядок предпринимательство».

    «Приведите в порядок образование».

    «Приведите в порядок климат».

    «Приведите в порядок болезни».

1. «Приведите в порядок цены»

Первый пункт Вашингтонского консенсуса, утвержденного в 1990 году, можно сформулировать как «Приведите в порядок цены». В мае того же года Сантьяго Рока стал главным советником по экономическим вопросам Альберто Фуджимори, кандидата в президенты Перу. Фуджимори гораздо больше, чем его оппонент Марио Варгас Льоса подчеркивал необходимость защитить бедных от бушующей инфляции.

В июле 1990 года, незадолго до инаугурации, кандидат в президенты Перу Альберто Фуджимори отправился в Вашингтон. Обратно он вернулся другим человеком: общественные проблемы его не волновали. Мы в шутку спрашивали друг друга, каким пыткам американцы подвергли Фуджимори. Было вот что: Фуджимори пообещали, что если он откажется от государственного вмешательства в экономику, сократит государственный сектор и приведет в порядок цены, то обо всем остальном позаботится рынок. Однако в случае Перу на пути рынка было два серьезных препятствия: инфляция и партизаны (герильяс). Фуджимори приказал избавиться от обоих препятствий. В итоге инфляция упала с уровня 7469% в 1990-м до 6,5% в 1997 году, а партизан в стране почти не стало. Победа Фуджимори обошлась ему дорого, но зато теперь к обедневшему народу Перу должно было прийти богатство, которое вознаградило бы его за все лишения.

Однако этого не произошло. Исчезновение промышленности свело реальную зарплату к минимуму, как когда-то предсказывал Давид Рикардо. Бедные крестьяне не стали получать больше денег за свои продукты. В сущности, важной политической задачей стало удержание зарплат и цен на низком уровне - так удавалось контролировать инфляцию. Затем последовал небольшой рост ВВП, который не привел к увеличению реальной зарплаты: деньги пошли на прибыль и на финансовый сектор. Экономическая ортодоксия началась в Перу в 1970-е годы и стоила стране очень дорого: доход среднестатистического перуанца сократился вдвое. Привести в порядок цены оказалось недостаточно; исправленные цены только вывели страну на еще худший уровень бедности.

2. «Приведите в порядок право собственности»

При капитализме необходимы надежные права собственности. Поскольку в бедных странах институт собственности заметно менее развит, главной причиной неразвитости была назначена нехватка имущественных прав. Иными словами, не капитализм был причиной бедности периферийных стран; просто бедные страны не были достаточно капиталистическими.

Попытка изолировать отдельные черты рыночной экономики, вместо того чтобы взглянуть на картину в целом, т. е. упражнение в решении проблем по одной, сбивает нас с толку, не проливая свет на проблему бедности. В Венецианской республике право собственности существовало еще 1000 лет назад. Первый кадастровый реестр появился в Венеции в период 1148-1156 годов. Производство венецианцев, в отличие от производства охотников и собирателей, принесло с собой необходимость урегулировать права собственности. Эти права собственности не создавали капитализм или экономическое развитие; это был институт, созданный определенной системой производства для удобства функционирования.

Эрнандо де Сото, перуанский экономист прославился, призывая государство формально защищать право собственности. Однако, как показали исследования, если дать бедным латиноамериканцам право собственности на их дома, многие из них эти дома продадут, чтобы купить на вырученные деньги продукты или лекарства. В этой новой ситуации они часто становятся жертвами мошенников. Право собственности при отсутствии экономического развития может сделать ситуацию хуже, чем она была до капитализма, когда благодаря отсутствию права собственности любой может построить себе дом на общей земле. Право собственности, необходимое в развитой экономике, в бедной стране может привести к появлению бездомных. Кроме того, оно создает больше препятствий для того, чтобы бедняки завели свой дом, чем докапиталистическое общество, к которому принадлежат городские мигранты.

3. «Приведите в порядок институты»

После того как было выделено особое значение права собственности, второй пункт Вашингтонского консенсуса был расширен: были включены другие институты. Институциональная экономическая теория, определявшая развитие экономической науки в Америке с конца XVIII века до окончания Второй мировой войны, представляла оппозицию английской неоклассической традиции.

Термин « институты » крайне широкий: он включает человеческие соглашения - от нравственных норм и традиции праздновать Рождество или Рамадан до создания парламентов или конституций. Ха-Джун Чан и Питер Эванс дали такое определение: «Институты - это систематические паттерны общепринятых ожиданий, само собой разумеющихся предпосылок, принятых норм и привычек взаимодействия, которые оказывают заметное влияние на формирование мотивации и поведения групп взаимосвязанных общественных акторов. В современных обществах они, как правило, воплощаются в форме управляемых организаций, у которых есть формальные правила и право применять принудительные санкции (например, правительство или фирмы)». Как и право собственности, институты сами по себе не могут считаться источниками экономического развития.

Благодаря торговле с дальними странами, куда надо было отправлять караваны верблюдов или торговые суда, появился институт страхования . Племена охотников и собирателей вряд ли использовали бы страхование. Чтобы понять развитие, необходимо по заслугам оценить рост знаний и производительности, который создают новые технологии и новые способы производства. Институциональные изменения, к которым приводят смены форм производства, важны, но вторичны. Институты, как и капитал, сами по себе не имеют ценности. Как и капитал, институты - это строительные леса, которые поддерживают производственную структуру страны в период роста.

Институты и способ производства общества рождаются одновременно. Институты невозможно изучать отдельно от технологической системы, которая создала в них потребность и породила их. Сегодня значимость одной стороны уравнения - институтов, взятых в изоляции в качестве инструментов создания развития, переоценивается, искажая наше понимание экономического и институционального развития.

4. «Приведите в порядок управление»

Во время триумфального начала 1990-х годов снижение роли государства было неотъемлемым условием Вашингтонского консенсуса. Слова государство и правительство стали почти ругательными. Однако чем больше проходило времени, тем больше государство и правительство возвращались в свою прежнюю роль. Всемирный банк определяет управление как применение политической власти и использование институциональных ресурсов для решения проблем и задач общества. Примерно этим же раньше занимались государство и правительство.

На мировом уровне управление часто приводит страны к банкротству. Дляпредрасположенных к банкротству стран характерны среди прочих следующие черты:

    малое количество отраслей с возрастающей отдачей или их полное отсутствие;

    недостаточное разделение труда;

    отсутствие среднего класса горожан, а с ним и политической стабильности;

    отсутствие экономически независимого класса ремесленников;

    экспорт сырьевых товаров;

    сравнительное преимущество в поставке на мировой рынок дешевой рабочей силы;

    малый спрос на квалифицированный труд в сочетании с низким уровнем образования;

    утечка мозгов.

В таких странах часто возникает особый вид регионализма, который в Латинской Америке называется словом caudillismo . Экономические структуры, которые объединяют успешное национальное государство, в таких странах слабо развиты или отсутствуют.

В ранних демократических государствах классы ремесленников и промышленников получили большую политическую власть, чем знатные землевладельцы. Особенно интересен случай Флоренции, где был традиционно силен класс богатых землевладельцев. Во Флоренции corporazioni (гильдии) и горожане боролись за власть между собой, однако вместе они очень рано (в XII-XIII веках) вытеснили из политики семьи богатых землевладельцев, которые потом веками беспокоили Флоренцию, образуя союзы с другими городами.

Сегодня мощная связь между продвинутой индустриализацией и демократией признается по-прежнему. Однако никто сегодня не признает, что, во-первых, от экономического строя (городских ремесел и промышленных отраслей) зависит политический строй, а не наоборот; во-вторых, что промышленность ни в одной стране не появилась без того, чтобы ее осознанно строили, охраняли и стремились к ней. Создание и защита промышленной деятельности есть создание и защита демократии.

5. «Приведите в порядок конкурентоспособность»

Термин « конкурентоспособность » вошел в моду в начале 1990-х годов, но вначале считался крайне сомнительным. «Понятие конкурентоспособности страны, - писал Роберт Райх в 1990 году, - это один их редких терминов общественного дискурса, которые из туманных становятся сразу бессмысленными, без какого-либо промежуточного периода».

На уровне фирмы термин «конкурентоспособность» довольно прямолинеен. Это способность фирмы расти, соревноваться и быть прибыльной на рынке.

Брюс Скотт, профессор Гарвардской школы бизнеса, сформулировал такое определение: «Конкурентоспособность страны можно определить как степень, до которой в условиях открытого рынка страна способна производить продукты и услуги, которые могли бы конкурировать с зарубежными, и при этом сохранять и увеличивать свой внутренний реальный доход».

Таким образом, конкурентоспособность обозначает процесс, который способствует обогащению людей и стран путем увеличения их реальных зарплат и доходов. Однако, например, в Уганде этот термин использовался для защиты противоположной стратегии - снижения зарплат. Текстильные заводы, привлеченные в Уганду «Актом об экономическом росте и торговых возможностях в странах Африки» (договоренностью между США и Африкой о размещении в Африке заводов по сборке готовых деталей), стали неконкурентными на международном уровне. Тогда президент Мусевени сократил зарплаты рабочим, чтобы Уганда стала конкурентоспособной.

6. «Приведите в порядок инновации»

Выступая с речами в 2000-2001 годах, Алан Гринспен включил Йозефа Шумпетера в основную экономическую науку: только теориями Шумпетера можно было объяснить сочетание быстрого экономического роста и низкой инфляции, которое тогда переживали Соединенные Штаты. Понятие созидательного разрушения, которое ассоциировалось с именем Шумпетера, оказалось весьма подходящим для описания процесса, в ходе которого информационные и коммуникационные технологии уничтожали прежние технологические решения и разрушали старые компании, чтобы освободить место для новых.

Эти события подсказали экономистам еще одну возможную причину бедности стран третьего мира: в них не происходило таких же инновационных процессов, как в Силиконовой долине. Как в лучших традициях стандартной экономической науки, экономисты упустили из виду важные аспекты происходящего. В периоды стремительного технологического прогресса несколько механизмов работают одновременно , приводя к увеличению, а не к уменьшению экономического разрыва.

Ученик Шумпетера Ханс Зингер внес значительный вклад в экономику развития, продемонстрировав, что инновации, появляющиеся в секторе сырьевых товаров стран третьего мира, имеют тенденцию распространяться в странах «первого» мира в виде пониженных цен, в то время как инновации (в основном инновационные продукты), появляющиеся в странах «первого» мира, распространяются в виде более высоких зарплат, получаемых гражданами стран также «первого» мира. Даже когда бедные страны вводят инновации, они не могут пожинать их плоды.

7. «Приведите в порядок предпринимательство»

Предпринимательская деятельность и человеческая инициатива вообще существуют в качестве экономического фактора только за пределами традиционной экономической науки. Однако недавно пассивность стали называть одной из причин бедности. Это объяснение кажется нам несостоятельным. В то время как население богатых стран ежедневно ходит на работу, жители бедных стран вынуждены заниматься предпринимательской деятельностью, чтобы выжить. Разница в том, что для успешного предпринимательства бедные и богатые страны имеют разные возможности. Отсутствие спроса, предложения и капитала, а также тип конкуренции, типичный для сырьевых рынков, - все это приводит к тому, что в бедных странах трудно добиться успеха в предпринимательстве. Вполне логично, что все возрастающая толпа бедняков гонит инициативных предпринимателей из собственной страны в богатые страны, где исторически развились возрастающая отдача, синергия и несовершенная конкуренция.

8. «Приведите в порядок образование»

Основные движущие силы капитализма - это человеческие ум и воля, т.е. новые знания и предпринимательство. Поэтому бедные страны нуждаются прежде всего в улучшении системы образования. Это, конечно, так, но примеры успешного экономического развития показывают, что необходимо обеспечивать одновременно поток образованных людей и достаточное количество рабочих мест , на которых они могли бы применить свои знания. Такое двойное усилие по удовлетворению одновременно спроса и предложения на образованных людей всегда было отличительным признаком успешного развития, будь то политика США в XIX веке, Кореи после Второй мировой войны или Ирландии в 1980-е годы. Для приведения в жизнь такой стратегии необходимо отступить от правил laissez-faire .

Страны, которые занимаются только одной стороной проблемы - предложением, дают образование будущим эмигрантам. Поток образованных людей из бедных стран в богатые сравним с потоком капитала в том же направлении и является эффектом обратной волны в мировой экономике.

9. «Приведите в порядок климат»

В ответ на полный провал своей политики в бедных странах экономическая наука решила вернуться к прежним идеям экономического развития, давно и заслуженно отправленным на периферию науки. «Климат», «географическое положение» и «здоровье» вновь стали центральными понятиями экономики развития. Эти факторы действительно важны, однако их основной смысл в том, как они влияют на человеческие поселения и на интересы местных жителей. Главная переменная развития - это экономический строй страны , а он сильно зависит от интересов правителей страны.

Климат воздействует на экономическое развитие не столько напрямую, сколько обходным путем - определяя способ производства, схему устройства поселений, а также интересы поселенцев, Сингапур - одна из богатейших стран мира - расположен чуть выше экватора. Богатство Сингапура определяет не место его расположения в некоем аномальном «кармане» умеренного климата на экваторе. Оно является скорее следствием того, что в Сингапур было завезено много людей (азиатов и белых) для того, чтобы создать промышленность и следовать просвещенной промышленной политике. Тропическая Малайзия своим успехом обязана успешной политике Сингапура, который откололся от Малайзии в 1965 году.

Еще с 1500-х годов экономистам было известно, что географические и климатические особенности страны влияют на расположение промышленных предприятий. Одновременно признавалось, что негативные особенности нужно компенсировать экономической политикой, которая поддерживала бы промышленный сектор. Чем серьезнее географические и климатические недостатки, тем сильнее промышленность нуждалась в защитных барьерах. Удаленность от других стран и дороговизна транспортных перевозок служили промышленности естественной защитой. Настоящая проблема возникла с началом глобализации, которая преждевременно отменила протекцию в странах, где промышленность еще не достигла уровня конкурентности на мировом рынке. Теперь же климат и географическое положение вернули себе основное значение в экономике развития благодаря попыткам экономистов найти оправдание несчастьям, которые навлек на бедные страны преждевременный отказ от инструментов промышленной политики.

10. «Приведите в порядок болезни»

Страшными тропическими болезнями сегодня объясняют неудачи, которые потерпели бедные страны при попытке развития экономики. В частности, корнем зла объявлена малярия. Однако и в этом случае стандартная экономическая наука сражается со следствием бедности, а не с ее причиной.

Эпидемия малярии длилась в Европе веками, борьба с этой болезнью упоминается еще в документах времен Римской империи. Вспышки малярии случались в таких областях, которые сегодня никто и не думает ассоциировать с этим заболеванием. Долины Швейцарских Альп, расположенные на высоте 1 400 м над уровнем моря, в Средние века были поражены малярией, а на севере она дошла до Заполярья, района Кольского полуострова в России. Европа избавилась от малярии при помощи индустриализации. Более продвинутое и интенсивное сельское хозяйство привело к осушению болот, в то время как ирригационные каналы осушили неглубокие водоемы со стоячей водой, в которых процветает малярия. Кроме того, в Европе проводилась активная вакцинация.

Африке достался колониальный экономический строй. Она выступает сырьевым экспортером с недоразвитым промышленным сектором. Вместо развития, которое позволило Европе выплатить долги, Африка довольствуется списанием долгов. Вместо развития, которое искореняет малярию, Африке предлагают бесплатные москитные сетки. Никто не занимается структурными проблемами, лежащими в основе бедственной ситуации Африки, все внимание направлено на симптомы этих проблем.

Факторы, создающие национальное богатство и национальную же бедность, были осознаны еще во времена Ренессанса. Затем это понимание было углублено, а политика, разработанная учеными прошлого, была отточена. Соединенные Штаты показали миру превосходный пример успешности «стратегии высоких зарплат», как ее называли в те времена. Страны, которые не успели сменить экономический строй, перейдя к видам деятельности с возрастающей отдачей до того, как Вашингтонский консенсус запретил использование просвещенной экономической политики, теперь зависят от прихотей природы и естественного равновесия бедности. Как писал Давид Рикардо, естественная зарплата действительно находится на уровне прожиточного минимума. Акцентируя внимание на чем угодно, кроме ключевой проблемы - необходимости изменить экономический строй в бедных странах, эти экономисты создают систему, олицетворяющую «вреда с добрыми намерениями», который, по мнению Ницше, куда вреднее вреда со злыми намерениями.

Научиться ориентироваться в окружающей экономической действительности и принимать правильные экономические решения вы можете изучив курсы «Микроэкономика» и «Макроэкономика» . Знания в области финансового планирования, бюджетирования и управления личными финансами помогут вам сохранить и приумножить ваши доходы. Для каждого из этих навыков в нашем каталоге есть отдельный курс или учебный модуль. Начать обучение по любой из интересующих вас программ вы можете еще сегодня.

Также смотрите: Формы и методы воздействия государства на цены (06/01/2009) Инновационные проекты с участием государства: 11 принципов успеха (20/11/2009)

Copyright 2012 © Элитариум: Центр дистанционного образования (www.elitarium.ru) . Некоммерческое использование этого материала возможно со ссылкой на elitarium.ru, как на источник первой публикации.

Страница 3 из 18

Вашингтонский консенсус как «мыслеобразующий механизм нового этапа глобализации»

Исследователи глобализации по–разному трактуют и датируют заглавные события в общеми­ровом сближении, отмечая подвиги Марко Поло, путешествия Магеллана, объединяющий харак­тер первой промышленной революции. Еще Монтескье в «Духе законов» оптимистически заклю­чает: «Две нации, взаимодействуя друг с другом, становятся взаимозависимыми; если одна заин­тересована продать, то вторая заинтересована купить; их союз оказывается основанным на взаим­ной необходимости».

Но революционно быстрыми темпами мировое сближение осуществлялось лишь дважды.

1. В первом случае - на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков иммигранты пересекали океаны без виз. Мир вступил в фазу активного взаимосближения на основе распространения торговли и инвестиций в глобальном масштабе благодаря пароходу, телефону, конвейеру, теле­графу и железным дорогам, – перед Первой мировой войной размеры мира уменьшились с «боль­шого» до «среднего». Британия со всем своим морским, индустриальным и финансовым могуще­ством была гарантом этой первой волны глобализации, осуществляя контроль над главными артериями перевозок товаров - морями и океанами, обеспечивая при помощи фунта стерлингов и Английского банка стабильность международных финансовых расчетов. Трансатлантический кабель 1866 года сократил время передачи информации между Лондоном и Нью-Йорком на неделю - в тысячу раз. А телефон довел время передачи информации до нескольких минут.

Идеологами первых десятилетий глобализации стали Р. Кобден и Дж. Брайт, которые убеди­тельно для многих экономистов и промышленников обосновали положение, что свободная торговля необратимо подстегнет всемирный экономический рост и на основе невиданного процве­тания, основанного на взаимозависимости, народы позабудут о распрях. Идея благотворного воздействия глобализации на склонную к конфликтам мировую среду получила наиболее убеди­тельное воплощение в книге Н. Эйнджела «Великая иллюзий» (1909). В ней - за пять лет до начала Первой мировой войны - автор аргументировал невозможность глобальных конфликтов вследст­вие сложившейся экономической взаимозависимости мира: перед 1914 годом Британия и Герма­ния (основные внешнеполитические антагонисты) являлись вторыми по значимости торговыми партнерами друг друга - и это при том, что на внешнюю торговлю Британии и Германии приходи­лось 52% и 38% их валового национального продукта соответственно. Америка, Британия, Герма­ния и Франция - утверждал Эйнджел, - теряют склонность к ведению войн: «Как может совре­менная жизнь с ее всемогущим преобладанием индустриальной активности, с уменьшением значимости милитаризма, обратиться к милитаризму, разрушая плоды мира?»

Но в августе 1914 года предсказание необратимости глобального сближения наций показало свою несостоятельность. Первая мировая война остановила процесс экономически-информа­ционно-коммуникационного сближения наций самым страшным образом. Выгоды глобализации уступили место суровым геополитическим расчетам, историческим счетам, уязвленной гордости, страху перед зависимостью. Скажем, российское правительство посчитало нужным специально
(и официально) указать на губительность исключительной зависимости России от торговли с моно­полистом в ее внешней торговле - Германией (на которую приходилось 50% российской торговли).

В 1914-1945 гг. последовало страшное озлобление и фактическая автаркия. [Автаркия (от греч. autarkeia - самоудовлетворение) – политика экономического обособления, проводимая стра­ной, регионом, направленная на создание изолированной, замкнутой, независимой экономики, способной обеспечить себя всем необходимым самостоятельно].

Семидесятилетний период между началом Первой мировой войны и окончанием «холодной войны» был промежуточным периодом между первой и второй глобализациями. Для реанимации процесса глобального сближения понадобилось немало времени. Лишь в последние десятилетия ХХ века, после двух мировых войн, великой депрессии и многочисленных социальных экспери­ментов, способствовавших противостоянию социальных систем, либеральный экономический порядок, созданный в девятнадцатом веке стал возвращаться в мировую практику. В соревновании с плановой экономикой западная - рыночная система экономической организации победила, превращая мир в единую рыночную экономику.

Второе рождение (или возрождение) глобализации началось в конце 1970-х годов на основе невероятной революции в совершенствовании средств доставки глобального радиуса действия, в информатике, телекоммуникациях и диджитализации. «Смерть» пространства явилась наиболее важным отдельно взятым элементом, изменившим мир между двумя фазами, двумя периодами глобализации. Это изменило представление о том, где должны люди работать и жить; изменило концепции национальных границ, традиции международной торговли. Это обстоятельство имело такой же переворачивающий все наши представления характер, как изобретение электричества.

Вашингтонский консенсус. В начале 1980-х годов руководители трех самых мощных эконо­мических ведомств, расположенных в американской столице – министерство финансов США, Международный валютный фонд и Всемирный банк достигли согласия в том, что главным препятствием экономическому росту являются таможенные и прочие барьеры на пути мировой торговли. Глобальной целью стало сокрушить эти барьеры. Так сформировался т. н. Вашинг­тонский консенсус, чья деятельность открыла ворота мировой глобализации. Собственно Вашингтонским консенсусом называют десять рекомендаций по реформированию мировой торговли, сформулированные в 1989 году американским экономистом Дж. Вильямсоном.

1. Налоговая дисциплина. Большие и постоянные дефициты бюджета порождают инфляцию и отток капитала. Государства должны свести этот дефицит к минимуму.

2. Особая направленность общественных расходов. Субсидии предприятиям должны быть сведены до минимума. Правительство должно расходовать деньги лишь в сфере образования, здравоохранения и на развитие инфраструктуры.

3. Налоговая реформа. Сфера налогооблагаемых субъектов в обществе должна быть широ­кой, но ставки налогов - умеренными.

4. Процентные ставки. Процентные ставки должны определяться внутренними финансовыми рынками. Предлагаемый вкладчикам процент должен стимулировать их вклады в банки и сдержи­вать бегство капиталов.

5. Обменный курс. Развивающиеся страны должны ввести такой обменный курс, который помогал бы экспорту, делая экспортные цены более конкурентоспособными.

6. Торговый либерализм. Тарифы должны быть минимальными и не должны вводиться на те товары, которые способствуют (как части более сложного продукта) экспорту.

7. Прямые иностранные капиталовложения. Должна быть принята политика поощрения и привлечения капитала и технологических знаний.

8. Приватизация. Должна всячески поощряться приватизация государственных предприятий. Частные предприятия обязаны быть более эффективными хотя бы потому, что менеджеры заинте­ресованы непосредственно в более высокой производительности труда.

9. Дерегуляция. Излишнее государственное регулирование порождает лишь коррупцию и дискриминацию в отношении субподрядчиков, не имеющих возможности пробиться к высшим слоям бюрократии. С регуляцией промышленности следует покончить.

10. Права частной собственности. Эти права должны быть гарантированы и усилены. Слабая законодательная база и неэффективная юридическая система уменьшают значимость стимулов делать накопления и аккумулировать богатства.

Идеи «вашингтонского консенсуса» стали основой либерального фундаментализма1990-х годов. Приступившие к реформации своей экономики и экономической политики правительства развитых, развивающихся и стран переходной экономики получили своего рода предписание. Это, по сути, и был тот самый «золотой корсет», о котором речь будет идти ниже. Термин «вашингтонский консенсус» приобрел особое значение и начал собственную жизнь - особенно в свете крушения советской системы. Шли поиски сугубо альтернативных социалистическому централизму идей и «ложка оказалась к обеду». Как пишет главный редактор журнала «Форин полиси» М. Наим, «важной функцией каждой идеологии является функционировать в качестве «мыслеобразующего» механизма, который упрощает и организует то, что часто является сбивающей с толку хаотической реальностью».

Поиски такой схемы были облегчены самим уверенным тоном (консенсус), предначерта­тельным характером его постулатов, его директивной уверенностью, местом рождения - Вашинг­тоном, столицей победоносной империи. Потребность в новоприобретенном, рыночно-ориентированном администрировании для сглаживания болезненного эффекта экономических реформ, требуемых консенсусом, равно как и отсутствие достойной доверия альтернативы (которую так и не пред­ставила дискредитированная оппозиция) также содействовали вознесению репутации «вашинг­тонского консенсуса», его элана. Если бы всего этого было бы недостаточно, то в ход пошла бы неукротимая настойчивость Международного валютного фонда (МВФ) и Всемирного банка, чьи займы были обусловлены именно в духе идей «вашингтонского консенсуса». [Международный валютный фонд (МВФ) – международная валютно-финансовая организация, созданная в 1944 г. для содействия развитию международной торговли и валютного сотрудничества Капитал МВФ образуется из взносов стран-членов в соответствии с устанавливаемой для каждой страны квотой].

Стал очевидным новый характер глобализационных процессов. Мир в конце ХХ века реши­тельно уменьшился. За последние тридцать лет реактивная авиация сблизила все континенты. Произошло то, что именуют политическим триумфом западного капитализма. В 1975 году только восемь процентов мирового населения жили в странах с либеральным свободнорыночным режи­мом, а прямые заграничные инвестиции в мире равнялись 23 миллиардам долларов (данные Всемирного банка). К концу века численность населения, живущего в свободно рыночных, либе­ральных режимах достигла 28 процентов, а объем внешних инвестиций достиг 644 миллиардов долларов. По мере завершения двадцатого века более отчетливо, чем прежде проявило себя то правило, что мировое разделение труда, экспорт правит миром. Мировой экспорт полвека назад составлял 53 млрд долл США, а в конце ХХ века - около 7 трлн долл США.

В этих странах править жизнью стала информатика. В мире около двух с половиной сот миллионов компьютеров (из низ примерно 90 процентов - персональные). Их численность в мире растет примерно на 20 тысяч единиц ежегодно. Объем информации на каждом квадратном санти­метре дисков увеличивался в среднем на 60% в год, начиная с 1991 года. Особенностью глобали­зации стала компьютеризация, миниатюризация, диджитализация, волоконная оптика, связь через спутники, Интернет.

Новыми хозяевами жизни стали столпы мировой информатики. Одна лишь производящая компьютерные программы компания «Микрософт» производит ныне богатств больше, чем гиганты «Дженерал моторс», «Форд» и «Крайслер» вместе взятые. А личное состояние президента «Микрософта» Б. Гейтса бросило вызов самому смелому воображению.

Еще более жестко чем прежде проявил себя тот факт, что производительные силы современ­ного мира принадлежат крупным компаниям-производителям, тем многонациональным корпора­циям (МНК), полем деятельности которых является вся наша планета. В современном мире насчи­тывается около двух тысяч МНК, которые распространяют свою деятельность на шесть или более стран.

Прежний зенит и нынешний надир идеологии. Что действительно бросается в глаза - это то, что первая глобализация на протяжении девятнадцатого и начала двадцатого века породила огромную волну возмущения «темными сатанинскими мельницами» так называемого прогресса, обернувшегося дарвиновским выживанием сильнейшего. Коммунистический манифест еще в
1848 году дал столь убедительную для многих характеристику первой фазы глобализации: «Постоянная революционизация производства, непрекращающееся изменение всех социальных условий, посто­янная неопределенность и возбуждение отличают буржуазную эпоху от всех прежних эпох. Все устоявшиеся, замороженные отношения с их потоком старых и освященных традициями предрас­судков и предвзятых мнений сметены, все новообразованные - устарели еще до начала своего утверждения. Все, что казалось столь прочным, теряет свою форму и плавится, все священное профанируется, и человек в конечном счете вынужден в холодном свете разума оценивать реаль­ные условия жизни и свое отношение к этому миру». На арену общественной жизни немедленно вышли социальные силы, организовавшиеся в политические партии и движения, одержавшие, начиная с 1899 года мирные парламентские победы во Франции, Скандинавии, Италии, Германии, Британии и др. странах, а также с 1917 по 1961 гг. – вооруженные победы в столь различных странах, как Россия, Китай, Куба. Эти силы разрушили старый порядок, смели с лица Земли почти все прежние иерархии, перекроили карту мира, изменили соотношение мирового могущества.

Ничего подобного не произошло в ходе второй – современной – глобализации. В 1961 году Фидель Кастро, надев военную форму, объявил о своих коммунистических убеждениях. А в январе 1999 года он, в штатской одежде, открыл конференцию по глобализации, на которую были приглашены теоретические «отцы» глобализации и ее практические деятели - экономист
М. Фридман и финансист Дж. Сорос. Силы сопротивления показали свое недовольство демонстра­циями на сессиях МВФ, Всемирного банка, Всемирной торговой организации, на всемирной конференции по окружающей среде в Сиэтле, Праге, в Гааге, но организованного массового отпора насильственного характера вторая глобализация не получила. Почему? Ответ сводится к тому, что оппозиция - страдающая сторона - не выдвинула приемлемой, привлекательной, вызы­вающей массовое объединение альтернативы.

Что мы видим сейчас? Предоставим слово газете «Нью-Йорк Таймс»: «Только одно можно сказать об альтернативах - они не работают. К этому выводу пришли даже те люди, которые живут в условиях отрицательных последствий глобализации. С поражением коммунизма в Европе, в Советском Союзе и в Китае - с крушением всех стен, которые защищали эти системы - эти народы, испытывающие жестокую судьбу в результате дарвиновской брутальности свободноры­ночного капитализма, не выработали цельной идеологической альтернативы. Когда встает вопрос, какая система сегодня является наиболее эффективной в подъеме жизненных стандартов, истори­ческие дебаты прекращаются. Ответом является: капитализм свободного рынка. Другие системы могут более эффективно распределять и делить, но ни одна не может больше производить... Или экономика свободного рынка, или Северная Корея».

Если бы “принцип максимальной предосторожности” имел бы хождение в области экономической политики, защитники неолиберализма сидели бы на безработице в связи с методами лечения, оборачивающимися бедствием для тех, кто – по своей ли воле или же подневольно – их применяет. Список реформ, которым вынуждены были подвергнуться по приказу МВФ и Всемирного банка столь различные страны как Индонезия, Бразилия или же Россия, известен под названием “Вашингтонского консенсуса”. “Консенсус”, авторы которого постоянно ловятся на ошибках.

Соображения о том, как сделать ту или иную страну процветающей, всегда отличались капризным характером. С этой точки зрения, прошедшее десятилетие не отличалось от предыдущих по тому разнообразию и непостоянству экономических рецептов, которые в разное время пользовались благосклонностью университетских профессоров, влиятельных политических деятелей и наиболее информированных слоев населения в мире. Но его отличительная черта определяется предполагаемым существованием единодушного согласия по политике, которую следует проводить бедным странам для того, чтобы стать богаче. Эта иллюзия во многом обязана своим существованием удивительной популярности выражения “Вашингтонский консенсус”, употребленного в 1989 году экономистом Джоном Уильямсоном (John Williamson) для обозначения своих шести рекомендаций, предназначенных для использования государствами, желавшими реформировать свою экономику (1), и оказавшими на них в дальнейшем огромное влияние, даже будучи истолкованы и осуществлены весьма по разному в зависимости от конкретной ситуации на месте.

Джон Уильямсон приложил все силы, чтобы уточнить, что именно имел он в виду при формулировании своих рекомендаций, подправить неверные толкования и разъяснить тонкости их концептуальных рамок. Ничего не помогло. Выражение “Вашингтонский консенсус” стало существовать независимо, превратившись в международную торговую марку, известную и используемую отдельно от заявлений и даже от своего изначального содержания. Почему столь затертое построение стало так известно?

Во-первых, возможно, потому, что оно было выдвинуто в конце 80-х годов, в момент крушения советской системы. Разочарование социалистическими идеями и централизованным планированием создало срочную и всеобщую потребность в альтернативной системе организации экономической и политической жизни. Вашингтонский консенсус стал временной и плохо приспособленной заменой глобальным идеологическим рамкам, от которых зависели до сих пор миллионы людей при формировании своего мнения о национальных и международных делах, в оценке государственных дел и даже при определении некоторых сторон их повседневной жизни.

Его влияние было тем более сильным, что он представлялся, как нечто вполне определенное, существование которого никем не ставится под вопрос (“консенсус”), выступал за вполне определенные направления работы, был направлен на достижение четко очерченных задач и имел своей отправной точкой Вашингтон, столицу империи-победителя. И если бы этого оказалось недостаточно, то уж окончательно сделало неотразимым такого рода идеологическую продукцию решение Всемирного банка и Международного Валютного Фонда подчинить выделение своих займов принятию политики, руководствующейся вышеназванным консенсусом. К несчастью, результаты оказались весьма отличными от обещаний ответственных политических деятелей, от надежд населения и от предсказаний разработчиков вышеназванных моделей экономического развития.

В ходе последнего десятилетия политическое руководство стран, подвергнувшихся реформированию, отметило, что определяющая достижение цели планка беспрестанно поднимается и что изменения, которые они по идее должны были провести, становятся все сложнее. Зачастую такие изменения даже оказывались политически невозможными. Опасения политиков относились на счет их же невежества, или же недостатка политической воли, в то время как постоянно блуждающие указания Вашингтона и Уолл-Стрит представлялись в виде разумнейших изменений, учитывающих уроки и опыт прошлого. Господствующая доктрина лишь только “эволюционировала”, в то время как сопротивлению реформам клеился ярлык “популизма”.

Эта “эволюция” всегда подчинялась одной и той же схеме. Сначала ширилась мода на разного рода рекомендации, представлявшие некоторое время если не результат консенсуса, то, по меньшей мере, точку зрения влиятельного большинства профессоров американских университетов и крупных ответственных работников Всемирного банка, МВФ, министерства финансов США, творческих коллективов разработчиков, а также авторов передовиц разношерстных изданий. Затем, причем очень скоро, случалось то или иное событие, ставивешее под сомнение обоснованность таковых рекомендаций, а зачастую, задним числом, и вовсе представлявшее их абсурдными. Новые имеющиеся в распоряжении данные свидетельствуют, что в “ уроках ”, извлеченных из предыдущих кризисов, упущен учет одного важного момента (часто резюмироемого в виде всеобъемлющих формулировок типа “ слабости институтов ” или “ коррупции ”), критический характер которого недвусмысленно был выявлен в ходе недавнего кризиса. Вполне естественно, что эти новые сведения делают необходимым проведение дополнительных реформ.

Эволюция официальной мысли оформилась в виде четырех этапов открытий, которые, грубо говоря, следовали друг за другом в следующем хронологическом порядке: открытие экономической ортодоксальности, открытие институтов, открытие глобализации и (повторное) открытие слаборазвитости.

Одним из исторических достижений Вашингтонского консенсуса является то, что он положил конец разделению между экономикой развития и ортодоксальной экономикой. Сегодня может показаться очевидным, что значительный дефицит государственного бюджета и попустительская кредитно-денежно политика питают инфляцию. Тем не менее, эти идеи долго рассматривались рядом развивающихся стран, как одна из форм монетаристской близорукости. Инфляция считалась результатом “ структурных ” условий, таких как неравноправное распределение богатств и доходов. Точно также широко допускался и продолжает в определенной мере оставаться в силе тезис, согласно которому развивающаяся страна не может по настоящему воспользоваться либерализацией торговли и капиталовложений. Вот почему обязанность, вмененная правительствам по снятию всех барьеров на пути импорта, экспорта, капиталовложений и совершении сделок с валютами, полностью противоречит уверенности в том, что развивающиеся страны должны были защищать свою экономику.

Долговой кризис 80-х годов и окончание холодной войны помешали правительствам продолжить осуществление их экономической политики, не основывающейся на ортодоксальных макроэкономических принципах. Перед рядом развивающихся стран не было никакого другого выбора кроме перехода под кавдинское ярмо Вашингтонского консенсуса и принятия того, что было прозвано в то время “ реструктуризацией ”. Им надо было разрушить свои протекционистские структуры, прежде всего, если речь шла о сильно задолжавших странах, безнадежно пытавшихся добиться передышки в выполнении своих финансовых обязательств. Отныне вопрос стоял о срочном сокращении бюджетного дефицита и дефицита торгового баланса, а не об определении того, какая еще новая отрасль промышленности станет “ приоритетной для государства ”, защищаемой и дотируемой им. За проектами расширения гос. предприятий (ставшего невозможным в результате принятия мер по ужесточению налоговой политики) последовали споры о выборе предприятий, подпадающих под приватизацию. Руководители, до сих пор никогда не слышавшие о долгосрочных обязательствах, вынуждены были в последний момент попытаться понять, как скажется обмен долгов на акции для казны и насколько это связано с потоками портфельных инвестиций.

Во многих странах либеральные реформы положительно сказались на стабильности цен и, в некоторых случаях, на росте экономики. Но очень скоро выяснилось, что магия ортодоксальной макроэкономики имеет свои границы, особенно, когда речь идет о поисках путей обеспечения справедливого и терпимого роста.

И ни слова о глобализации.

Первого января 1994 года вошел в силу договор о свободе торговых обменов между странами Северной Америки (Alena). В этот же день Запатистская армия национального освобождения поднялась в районе Чиапас (Chiapas) на вооруженную борьбу с правительством Мексики, застигнув врасплох президента Карлоса Салинаса и весь остальной мир, блаженно разинувший рот от восхищения перед успехом либеральных реформ, предпринятых в Мексике.

Подвергнутые же реформам страны вдруг обнаружили, что экономический рост не так уж и важен, если в больницах не хватает лекарств, и что эйфория на фондовой бирже может быть очень опасна, если местное учреждение, выполняющее те же функции, что и Комиссия по отслеживанию биржевых операций с ценными бумагами (Security and Exchanges Commission - COB) в США или же Комиссия по биржевым операциям (Commission de operations de Bourse - COB) во Франции, не справляется со своими обязанностями. Выяснилось, что выгодного обменного курса недостаточно для удержания стратегического роста путем экспорта местной продукции, если порты парализованы безалаберностью и взяточничеством, а налоговые реформы лишены всякого смысла, если налоги нельзя собирать.

Снятия ограничений на иностранные инвестиции было далеко недостаточно для того, чтобы сделать ту или иную страну конкурентоспособной в гонке за капиталовложениями: достойная доверия судебная система, хорошо обученная рабочая сила, надежная инфраструктура и связь являются, кроме всего прочего, определяющими факторами при принятии инвесторами долгосрочных решений. Короче, срочно требовались более сильные и эффективные институты власти для того, чтобы дополнить изменения в области макроэкономической политики.

Как только певцы реформ открыли для себя “институты”, стало считаться хорошим тоном ссылаться на них во всех речах и документах. К сожалению, очень мало в них содержалось полезных мыслей то поводу того, как осуществить требуемые институционные изменения.

Верх иронии, Вашингтонский консенсус обошел стороной процесс глобализации. Это упущение не лишено своей прелести, так как устранение препятствий на пути коммерции и инвестиций, ускорившее международную интеграцию в 90-х годах, во многом обязано своим влиянием на ряд развивающихся стран. Если что Вашингтонский консенсус и оказался неспособным дать, так это комплекс мер, позволяющих странам с открывающейся экономикой противостоять последствиям глобализации в различных областях и, прежде всего, в сфере финансов.

Так вот, об истекшем десятилетии будут помнить как о времени периодических финансовых кризисов, не ведавших границ. С 1994 по 1999 годы десять развивающихся стран среднего достатка пережили как минимум по одному крупномасштабному кризису каждая. Эти “случайности” разорили финансовую систему таких государств, привели их банки к краху, аннулировали экономический задел, наработанный за годы болезненных реформ, и вызвали в некоторых случаях тяжкие социальные волнения.

Но главным образом эти повторяющиеся банкротства вызвали великое замешательство в умах теоретиков. Открытость финансовой системы – хорошо это или плохо? Должны ли государства сами устанавливать обменный курс своих национальных валют или же полагаться в этом на рынок? Часто МВФ предписывает в качестве лекарства от кризиса сочетание астрономических процентных ставок и завинчивания гаек в налоговой сфере. Но лечение ли это, или же, напротив, отрава, ослабляющая пациента, отягчающая течение болезни и делающая её еще более трудноизлечимой? Следует ли ликвидировать МВФ или усилить? И таким вот образом мнимый Вашингтонский консенсус скатился к публичной и зачастую злобной сваре между “экспертами”.

В ходе прошлого десятилетия некоторое время поддержание жизнеспособности реформ либерального толка составляло основную заботу зачинателей консенсуса. А теперь уже выживание демократии во многих странах, подверженных реформам, стало предметом их опасений. Все острее осознается опасность, которую таит в себе международная экономическая обстановка, периодически вызывающая финансовые взрывные волны, уничтожающие за день результаты многолетнего труда.

Смягчение бедности продолжает афишироваться в качестве приоритетной цели, но она должна разделить свет рампы с растущей обеспокоенностью усилением неравенства, воспринимаемого отныне не только как угроза политической стабильности, но также и как главный недостаток в конкурентоспособности на международном рынке.

Президент Всемирного банка, Джеймс Вулфенсон смог утверждать: “Мы не можем принять систему, в которой макроэкономические и финансовые аспекты рассматриваются без принятия во внимание структурных, социальных и гуманитарных аспектов, и наоборот.” Некоторое беспокойство, внушаемое заявлениями г. Вулфенсона, тождественно тому, что впервые было высказано в 40 и 50 годы в теории “экономики развития”. Так это называлось в то время. Только, в отличие от того времени, те же идеи, излагаемые в официальных заявлениях или же документах, должны сейчас предваряться предисловием, напоминающим, что необходимо соблюдение основополагающих макроэкономических принципов.

После этого разъяснения следуют списки ратований: правительства должны быть честными, судебная система - беспристрастной, государственные чиновники - хорошо подготовленными и высокооплачиваемыми, механизмы регулирования – прозрачными. И т.д. и т.п. Загвоздка только в том, что страна, способная соответствовать этим очень жестким критериям, уже является развитой. Таким образом, задача сейчас состоит в том, чтобы извлечь уроки из десятилетий усилий, направленных на обеспечение развития, с тем, чтобы предложить программы, включающие промежуточные этапы и реальные цели. А вот по этому пункту Вашингтонский консенсус безмолвствует.

  • МОИЗЭС НАИМ (MOISES NAIM) – главный редактор журнала Форен Полиси (Foreign Policy), Вашингтон.
  1. См. “Что понимает Вашингтон под политикой реформ” (" What Washington Means by Policy Feform "), Реструктуризация в Латинской Америке: насколько много сделано (Latin American Adjustmen: How Much Has Happened), под руководством Джона Уильямсона (John Williamson), Институт Международной Экономики (Institute for International Economics), Вашингтон, 1990 г. В этой статье автор высказывается за налоговую дисциплину, за “конкурентоспособный” обменный курс, за либерализацию коммерции, иностранных инвестиций, приватизацию и “дерегламентирование”.

Вашингтонский консенсус — понятие, которое должно быть известно многим людям, интересующимся макроэкономическими процессами. Однако, к сожалению, на практике мало кто знает, что именно оно означает, с какими именами связано, а также какой путь понимания общественностью прошло.

Давайте же разберемся в нем для того, чтобы в дальнейшем не испытывать каких-либо сложностей, отвечая на вопрос — , и как с ним связан мировой кризис.

Вашингтонский консенсус — что это

По данным понятием понимают тип политики, рекомендованный переживающим кризис странам. Изначально он представлял собой только свод правил, разработанных одним крупным экономистом — Джоном Уильямсоном.

Его труд, однако, ориентирован был далеко не на все страны, оказавшиеся в затруднительном положении, а именно на Латинскую Америку. Данный документ затрагивал целый ряд корректив, которые желательно внести в экономику для ее быстрого и легкого перехода к рыночной модели.

В частности речь шла о:

В целом же именно Вашингтонский консенсус в дальнейшем и был принят в более широком его значении как ряд мер, который позволяет отойти от значительного влияния государства на рыночные процессы и передать их практически полностью во власть непосредственным участникам рынка.

Успех, который имел вашингтонский консенсус после обнародования, во многом объясняется тем, что именно в этот период фактически надломилась плановая система республик СССР.

Тезисы о необходимости обеспечить плавный переход экономики с планового варианта на рыночный были очень созвучны Вашингтонскому консенсусу, потому и воспринят он был столь хорошо.

И только через некоторое время появилась возможность трезво оценить, были ли данные тезисы столь продуманными, дальновидными, надежными, либо же нет.

Насколько эффективной оказалась система

Несмотря на то, что на момент провозглашения данная теория в целом была достаточно своевременна и прогрессивна, опыт показал, что доработана она все же не была. Первая же практика применения предложенных догм продемонстрировала их неспособность справляться с проблемами на местах.

Конечно, во всех странах это проявлялось по-своему, но привело практически к одному и тому же результату — собственно, провалу доктрины. Однако оценить здраво это могут только наши современники и только в плане исторической ретроспективы.

Тогда же такой поворот событий был не столь очевидным. Как же так могло получиться, что надежная на первый взгляд доктрина не принесла вполне ожидаемой пользы?

Придуманная в 1989-м году методика не могла учитывать тех метаморфоз, которые претерпела мировая экономика непосредственно после развала Союза. И хотя для стран этого конгломерата она также могла бы быть очень полезной, должного влияния она уж тем более не оказала.

Помощи в становлении экономики молодых стран она не принесла. Своеобразную точку в данной методике поставил . Именно в этот период предложенные догмы оказались бессильными справиться с навалившейся на финансовые системы многих предприятий нагрузкой.

Уже в 2011 году появляются довольно острые критические пассажи, адресованные такому документу. В частности, представители МВФ характеризовали видение экономических механизмов в данной парадигме как упрощенных, слишком уж однобоких.

То же самое оппоненты говорили и о тех рецептах, которые Вашингтонский консенсус предлагал странам для выхода из .

В качестве лучшего проверочного фактора для подтверждения тезиса о неспособности постулатов этого консенсуса решать реальные проблемы экономисты, разумеется, приводили нынешнее состояние стран с переходным типом экономики, которые не смогли выйти из своего затруднительного финансового положения, используя такие нормы.

Разумеется, были в данном положении и такие проблемы, однако же утрировать их все же не надо. В целом ведь доклад содержал очень много правильных, разумных позиций.

А вот главной проблемой Вашингтонского консенсуса был скорее тот аспект, что страны, им руководствующиеся, брали его без поправок на свою внутреннюю ситуацию. Ведь вполне вероятно, что сделай они такую поправку, ситуация могла бы обернутся совершенно по-другому.

В целом же Вашингтонский консенсус можно считать достаточно интересным документом своего времени. И пусть он не смог оправдать себя в более позднюю, будем говорить откровенно — совсем уже другую эпоху, внимания он, конечно, заслуживает.

Ведь некоторые его тезисы при современном осмыслении с учетом имеющегося уже теперь , могут быть очень полезны для стран, которые развиваются сегодня.